Янгон – город, как будто существующий одновременно в разных временах. Сейчас бывшая столица Мьянмы – это мегаполис, поражающий своими контрастами; уличными рынками и сверкающими витринами мировых брендов, монахами в оранжевых одеждах, болтающими по iPhones, и очевидной разницей в условиях жизни городских бедняков и богачей.
Впервые я посетил Мьянму в 2012 году после того, как власть военной хунты была ослаблена, и население, наконец, получило свободу после 50 лет изоляции страны. Янгон был на пике быстрой глобализации. За месяц до моего посещения, Обама встретился с Аунг Сан Су Чжи, политическим идолом и законным лидером в Мьянме, чтобы обсудить дорожную карту по развитию страны и установлению демократии. Фото с изображениями двух лидеров были повсюду, будто их разбросало взрывом на футболки, постеры, календари, в газеты и на другие уличные товары. Это был знак, что цивилизованный мир, наконец, повернулся лицом к Мьянме.
Стремительно развиваясь, к 2016 году, после выборов, Янгон был готов стать следующим азиатским мега городом. На 19-й улице туристы и иностранные специалисты скапливались у киосков с барбекю и у баров, на каждом углу были банкоматы, и на многих прилавках рынка Bogyoke принимались карты Mastercard и Visa. Товары фирм Nike, Adidas, Red Bull и KFC рекламировались с обычным для Запада натиском на больших билбордах, дорожных указателях, на трамваях и автобусах. Город модернизировался ускоренными темпами.
В течение 72 часов быстрого путешествия, организованного агентством #PassportToAsia, мне было нужно написать историю об этом стремительно развивающемся городе. В хаосе чувств, которые я испытывал, постоянно присутствовала мысль о разрушающихся колониальных реликвиях в окрестностях парка Maha Bandoola Garden и центрального района города Kyauktada, на которые я не обратил внимания в свое первое пребывание в Мьянме.
Великолепные здания в когда-то наиболее престижных районах Британской империи тоже заметно застряли во времени; расположенные в центре города, с разрушающимися фасадами, окрашенными дешевой краской, разбитым стеклом и пробивающимися растениями на подоконниках, они представляют большой интерес для иностранных инвесторов и застройщиков. Некоторые из них уже арендованы и реконструируются под бутики, супермаркеты или офисы таким образом, чтобы соответствовать обновленному и облагороженному облику Янгона, превращающему его в интернациональный город.
Внутри этих реликвий с паутинными проводами, окрашенной мраморной плиткой и шаткими лестничными клетками сооружены временные пристанища жителей Янгона. Многие жили здесь или владели бизнесом с тех пор, когда здания были только построены по эскизам архитекторов. Другие обосновались гораздо позже в тени полуразрушенных строений.
Эти жилища похожи на открытые клетки для птиц, тесные и маленькие, набитые мебелью и другим хламом, фоторамками, календарями и различными аптечками. Для ограждения частной жизни многие натягивают с внешней стороны красочный материал, например, традиционные мужские саронги.
После блуждания по этим зданиям я не мог не задаться вопросом, какую роль сыграют эти люди в установлении демократии в Мьянме. В стране, где так долго не было демократии, смогут ли люди, живущие в окружении колониальных реликвий, действовать в правильном направлении при такой стремительной модернизации в стране?
В свой последний вечер, попав в дорожную пробку, я обсуждал эту тему с подругой, работающей иностранным специалистом в Янгоне. Все свое время она посвящала работе над проектами развития в Мьянме, и все же мы согласились на том, что будет трудно наблюдать за столкновением этой девственной страны с корыстью мира. В итоге, я не мог не подвергнуть сомнению выбранный способ "развития" для такого уникального случая, как Мьянма, не похожую ни на какую другую страну в мире.
Было ли переселение жителей из колониальных зданий частью масштабного проекта по обновлению города? Это были инвестиции в развитие города или просто взятки для продвижения какого-то товара, например, кока-колы, когда на пути детей из школы домой появлялись бы тележки с этим и другими бесплатными напитками? Я колебался между двумя мнениями, тогда я обратился к единственному, что не изменилось с моего первого и до последнего посещения страны - это люди Мьянмы.
На кольцевой железнодорожной линии явно ощущалась вибрация и сотрясения, когда кто-то из пассажиров выпрыгивал из вагона или запрыгивал в него. Под спутанными электрическими проводами на каждой улице меня приветствовал смех при виде моих волосатых рук, людей веселил цвет моих глаз и кудрявая масса на моей голове. Женщины, украшенные косметикой из пудры танаки, хихикая и краснея, просили сделать фото, а уличные торговцы, ставя пластиковый стул на тротуар, своим видом показывали, какой сюрприз ожидает посетителей, пришедших посмаковать традиционную еду. Обитатели колониальных зданий были гостеприимны по отношению к путешественникам, улыбаясь им и разговаривая с ними в скрипучих коридорах. Жители Янгона помогли мне прийти к величайшему заключению в моем внутреннем споре.
Мьянма – страна, где сосуществуют два режима, определяющих образ жизни: один закрытый, другой -стремящийся к переменам. С одной стороны - сокращающееся военное правление, цепляющееся за власть, а с другой - дорожная карта по установлению демократии.
Между многими сложностями и контрастами этих двух соревнующихся режимов находится стойкий народ и самобытная культура, которые ждали слишком долго, чтобы присоединиться к остальному миру. Эта культура существовала задолго до того, как англичане построили величественные сооружения в Янгоне, и будет существовать, когда они разрушатся. Эта культура внедрена гораздо глубже в жизнь народа, чем любой режим или политическая структура. Благодаря этой культуре Мьянма существует вне времени до того момента, как страна сделает следующий прыжок навстречу будущему.
Джонатон Коллинз
Ученый, фотограф, писатель и рассказчик.